Людмила Коваленко: «Журналистика для меня – это достоверность»

Досье. Людмила Коваленко. Родилась 30 июня 1948 года в Потсдаме. В 1972 году окончила факультет журналистики МГУ имени М.В. Ломоносова.

В 1972–1980 годах работала в отраслевых пресс-центрах, профсоюзной печати, в 1981–1988 годах – редактор отдела социально-экономических проблем журнала «Молодой коммунист». С 1988 по 1992 год занималась литературной работой.

В 1980-х годах была депутатом Кировского районного совета Москвы, где возглавляла комиссию по делам молодежи.

В 1992 году основала издательство «Русский салон периодики», которое стало учредителем журнала «Каприз» (издавался с 1994 до 1998 год под ее редакторством), а в 1995 году – учредителем журнала «Банковское дело в Москве» (ныне – «БДМ. Банки и деловой мир»), созданного мужем Виталием Коваленко.

С 2004 года – главный редактор журнала «БДМ. Банки и деловой мир».

Награждена Серебряным знаком и Почетным знаком Ассоциации региональных банков России, Серебряным знаком Гильдии финансовых менеджеров, премией «Хрустальный шар» Агентства по страхованию вкладов, Почетной медалью Финансово-банковского совета СНГ, многочисленными дипломами.

Автор статей, посвященных экономической тематике, неформальным молодежным объединениям, подростковой психологии, молодежной субкультуре 70–80 годов. Автор книг «Диалоги с сыном» (1991 год) и «Золушка становится принцессой» (1992 год).

– Давайте начнем с дня рождения. 1 марта журнал «БДМ. Банки и деловой мир» отметил свое 16-летие. И возникает один вопрос. Вот я в финансовой журналистике шесть лет. Ощущение deja vu все чаще… А за шестнадцать лет сколько кругооборотов делает и deja vu испытывает журналист?

– Это может показаться странным, но ни одного, на самом деле, я не испытала.

– Даже так?

– Не вру, ни одного. Мир меняется слишком радикально, Помню, когда мы начинали журнал, к нам приходили какие-то странные люди, этакие бритоголовые «братки» и говорили: хотим купить ваш журнал. Спрашиваю: «Зачем?» – «Хочу банк создать»… Тогда идея создать банк приходила в голову кому угодно. Открыл ларек – почему бы банк не открыть?

Момент второй. Открывая журнал, мы еще ничего не понимали в этой теме. Ни я, ни Виталий, который, собственно, и был создателем журнала. Мы просто ничего не понимали. Сама идея была достаточно случайно высказана Константином Борисовичем Шором и потом просто проговаривалась в нашей семье. Но первой реакцией было недоумение: где банки – и где мы. До этого единственное, что я знала о банках, что туда нужно приходить по блату. Я создала свое издательство в 1992 году, и нужно было открыть счет в банке. Но чтобы открыть счет в хорошем банке, просто так прийти с улицы было нельзя… Вот такие были картинки тогдашней банковской жизни. Сейчас это кажется фантастикой. Какое уж тут deja vu!

Чуть позже банков наплодилось – вагон и тележка. Когда мы развозили первый номер журнала по подписчикам, обнаружили, что по адресу банка могло просто не оказаться. Или это, например, была какая-то квартира… А какие замечательные были названия: Вторчермебредбанк какой-нибудь. Банки работали без каких-либо правил игры. Чуть ли не десять тысяч рублей был уставной капитал. Платежки в расчетно-кассовые центры привозили мешками. Бумажки… Конечно, не было никакого электронного документооборота. И платежка могла месяц лежать, то есть у тебя месяц могли деньги идти до получателя. Какие-то левые фирмы вокруг банков возникали. Ты им должен был заплатить, и они тебе брались разыскать твою платежку, в течение, предположим, трех дней. Вот такой забавный был банковский бизнес. Все только-только начиналось. И вот к этому уже не вернешься никогда. Потом пошла совершенно другая жизнь. Буквально мы только начали издавать журнал – бац, первый банковский кризис. И сразу число потенциальных подписчиков прилично упало.

– Это девяносто пятый год?

– Да. Вообще-то еще один кризис был в девяносто четвертом, но он был не такой сильный. А в девяносто пятом году много банков лишилось лицензий.

Но тогда ситуация еще не кардинально поменялась. Банк диктовал условия клиенту. Ты приходил в банк на цыпочках, улыбался, приносил шоколадку операционистке, старался завести дружбу. Такая вот абсолютно советская оставалась модель. И так длилось примерно до девяносто восьмого года.

– Да, помню, как мой главбух просила денег на конфеты операционисткам…

– А тогдашние кредиты?! В начале девяностых цена кредита достигала 230%. Ну а 130–150% – это было просто нормально. Причем, котенку было ясно, что, если ты берешь деньги под такой процент, значит, не собираешься их отдавать. Такой был непонятный бизнес.

И банкиры, кстати, тогда не хотели писать в журнал, выступать публично. Мы публиковали инструкции какие-то, разъяснения по инструкциям. Ведь ничего же этого не было в свободном доступе. Не было учебников банковского дела. Наш журнал вообще воспринимали как некий учебник, покупали его, ксерили разные статьи и раздавали по банковским департаментам. Ни один банкир даже и думать не мог выступать в каком-то издании, – да боже сохрани! Была позиция: от прессы подальше.

– Какие еще банковские журналы существовали на тот момент?

– За год до нас возник журнал «Банковское дело». Он сразу сориентировался на то, чтобы публиковать какие-то научные статьи. А практики в журналах было мало.

Надо было понять, для чего вообще нужен банковский журнал. Делать очередную «макулатуру» не хотелось. А в качественном сегменте была сильная конкуренция. Тогда были «Коммерсантъ», «Эксперт», «Профиль». Был журнал «Банкир», который как-то дискретно выходил и потом тихо умер. Были еще какие-то журналы: существовали год-полтора и умирали. А мы не хотели так бесславно исчезнуть. Я, кстати, говорю «мы», потому что с самого начала это было семейным делом. Так получилось по ряду причин. Прежде всего потому, что мы с мужем учились вместе, потом занимались вместе экономической журналистикой в разных изданиях, а сын уже просто как бы «обречен» был на это дело.

– А где вы работали до журнала и до попытки создать собственное издательство?

– Ну, это нужно говорить, что было при советской власти. Я работала в журнале «Молодой коммунист» редактором отдела социально-экономических проблем. Это был весьма серьезный журнал, несмотря на «страшное» название, и довольно-таки «левый» журнал. Мы писали о первых попытках новых хозяйственных методов – хозрасчете, бригадном и семейном подряде, потом уже о перестройке, о макроэкономических проблемах. Это было очень интересно. И дало хорошую школу, хотя, конечно, было очень далеко от банков. То есть лично я, кроме сберкассы, вообще никаких банков не знала, не знала, что это – банкинг.

– Вернемся к хронике журнала. Мы плавно подошли к девяносто восьмому году...

– Как раз 1998 год стал символом нашей финансовой неопытности. Для меня и для мужа дефолт стал неожиданностью. То есть в принципе как бы предполагалось, витало в воздухе, да и намек на инсайд уже был. Но все же никто не ожидал, что это вот так грохнет. И стало страшно за журнал. Мы как раз уже начали потихоньку «вытаскивать» на страницы банкиров, хотя все это еще очень скупо, приходилось клещами вытягивать какой-то опыт. Все боялись поделиться, думали: вот расскажу о своей работе, а меня регулятор прижмет, или налоговая, или еще что-то, или конкуренты… И вот вроде бы дело уже пошло, а тут – дефолт. Наша потенциальная подписная база опять редеет. Грохнулись такие банки, как «Столичный», Инкомбанк, Мосбизнесбанк, в котором у меня, кстати, счет был открыт…

Было два выхода. Первый – закрыться. Финансовое положение журнала очень пошатнулось, рекламы не стало, подписка упала. Второй – попытаться найти свое место в новых условиях. Мы выбрали второй вариант. Рекламщики ринулись на поиски рекламы, а творческая часть редакции стала исследовать проблему кризиса. Весь вопрос был, а для чего ее исследовать? Просто так, «чтобы было»? Не очень интересно. Чтобы предостеречь? Может быть. Чтобы дать какие-то ориентиры? Это уже ближе к истине. Вот тогда в нашей жизни впервые появился Александр Владимирович Турбанов, который в известной степени стал для нас открытием — как можно открыто работать с прессой.

– С чем он появился?

– Это было АРКО – Агентство реструктуризации кредитных организаций. Оно было создано в 1998 году как инструмент финансового оздоровления банков.

– То есть как антикризисная мера?

– Да. Банки сыпались очень крупные. И нужно было хотя бы частично выплатить людям то, что за этими банками пропало. АРКО возглавил Турбанов, который до этого был зампредом Центробанка, и его «кинули на прорыв». По-моему, лучшего выбора нельзя было сделать. Потому что, кроме потрясающей порядочности, это очень знающий и очень последовательный человек. Человек, который, поставив цель, не успокоится, пока ее не достигнет. Причем сделает это очень грамотно и профессионально.

– Я плохо знаю Турбанова, но он производит впечатление исключительно интеллигентного человека…

– Я вообще не могу говорить объективно о Турбанове. Потому что я его просто нежно люблю как журналист. И очень ценю просто как человек – такие люди встречаются в жизни, увы, не часто…

Приз «БДМ» за информационную открытость, который мы ему вручили, – это абсолютно заслуженно. Турбанов – это человек, с которым журналисту легко работать. Он редко отказывает в интервью или в комментарии. Очень точно назначает встречу, пунктуально принимает, быстро визирует.

Алексей Юрьевич Симановский тоже исключительно интересный собеседник. Но с ним, пожалуй, посложнее встретиться. Потому что в ЦБ надо все долго согласовывать, сначала писать в департамент, и т.д. и т.п.

– Сколько банкиров и банковских чиновников дали вам интервью за все это время?

– Точную цифру не назову. А вот первое интервью очень хорошо помню. В 1998 году я брала интервью у главного бухгалтера банка «Авангард» Владимира Евгеньевича Андреева. Принимался какой-то документ, шел разговор о мотивированном суждении. И мы хотели людям рассказать, что такое мотивированное суждение. Я шла на интервью, первый раз в жизни вообще не понимая, о чем я буду человека спрашивать. У Андреева же шел годовой отчет, и ему было абсолютно не до меня. Тем не менее он нашел для меня час, и за этот час он просто поставил мне мозги на место, я сделала действительно хороший материал, который читали, вырезали, показывали друг другу… А вообще, наверное, за это время было около четырехсот интервью. Больше с банкирами, чем с чиновниками.

– И какова сейчас для вас степень предсказуемости того, что они ответят?

– Я бы сказала не о степени предсказуемости, я бы сказала о степени разочарования. Вот процентов пять-шесть разочарований бывает. Хотя бывают и, наоборот, любопытные неожиданности. Как-то прихожу на интервью к Татьяне Парамоновой. Я ей до этого послала вопросы. Прихожу, сажусь напротив. Она на меня смотрит и говорит: «Я на эти вопросы отвечать не буду». Облом! Я, конечно, опытный журналист, но не до такой же степени (смеется). У меня, видимо, лицо растерянное, и она поясняет: «Эти вопросы не ко мне, а к регулятору». Я говорю: «Ну вы же были руководителем ЦБ». «Ну, вот, – отвечает, – когда я была, тогда и надо было задавать, а сейчас-то что…» Повисает пауза секунд на тридцать. После чего мы находим с ней общий язык, и у нас получается спонтанное, но очень интересное интервью совершенно на другие темы.

А вообще я редко посылаю вопросы заранее. В большинстве случаев мы договариваемся о теме, и уже в процессе разговора возникают вопросы. Конечно, готовлю вопросы для себя, но они являются сюрпризом для собеседника. Я за это и люблю жанр интервью, что можно «поймать» собеседника. Эффект неожиданности есть.

За все годы, которые я проработала в «БДМ», у меня, наверное, было три-четыре, по внутренним ощущениям, неудачных интервью.

– Если процент разочарования невелик, то каков процент очарования собеседником?

– Это тоже можно по пальцам пересчитать.

– А назвать?

– И назвать могу. Тот же Турбанов. Та же Парамонова. Я была потрясена просто этой женщиной. В банковской системе, среди банковских журналистов было мнение, что Парамонова такая сухая «железная леди». Она меня потрясла именно тем, что это оказался абсолютно другой человек. Еще одно потрясение для меня было – Сергей Николаевич Лебедев, председатель исполкома СНГ. Интереснейший человек. Или Михаил Гапонов, глава нижегородского банка «Ассоциация». Вообще, нижегородские банкиры очень интересные. От них есть ощущение команды. Да, конечно, они конкуренты и все такое, но они – команда. Может быть, тут сказалась личность руководителя нижегородского главка Центробанка Спицына. Банкиры на него просто молятся. Это не значит, что он их там всех по головке гладит. Нет, ничего подобного. Просто это профессионал высокого класса.

Из последних интервью очаровала Александра Козырева, Тверьуниверсалбанк. Замечательным собеседником: остроумным и с выраженным собственным мнением — оказался Федор Поспелов из НБ ТРАСТ, это самое свежее впечатление.

Совершенно потрясающе дает интервью Александр Шохин. В свое время для интервью по поводу потенциального вступления России в ВТО мне выделили 25 минут, но разговор затянулся на полтора часа. А потом мне оставалось просто расшифровать диктофонную запись, чуть-чуть сократить, расставить запятые и все. Настолько связно, логично, четко говорит этот человек.

Иногда бывает – ты приходишь к человеку, он сидит такой весь застегнутый на все пуговицы и смотрит на тебя, как солдат на вошь. Мол, знаем мы этих журналюг. Но, если тебе удалось правильно найти к нему ключ, он раскрывается. Только ключ этот должен быть искренним. Ты же не можешь изобразить, что он тебе интересен, каким бы ты актером ни был, хоть Смоктуновским, хоть Баталовым. Подделать интерес невозможно. Ну, мне здесь проще – люди мне интересны априори…

– Как удается сочетать интервью с обязанностями главного редактора? Я вот себя последний год ловлю на неприятном моменте. Идешь на интервью, а в голове – хозяйственные дела, график, какие-то кадровые вопросы и т.д. и т.п. И человек, может, тебе интересен, но ты сидишь и думаешь: «Побыстрей бы ты, дорогой, уже закончил, у меня еще дел невпроворот»…

– Это точно! Особенно, когда тебе послезавтра сдавать номер, а тебе нужно еще кучу чего написать, завизировать, вычитать… Но я просто уже научила себя. Если пришла на интервью – отключаюсь от всего прочего. Не думаю ни о журнале, ни о читателях, ни о делах – в этот момент думаю только о том, о чем говорит собеседник.

– Возвращаюсь к теме deja vu. В 2008 году не было?

– Нет! Кризис 1998 года вообще нельзя сравнивать с нынешним кризисом. Тогда экономика буквально встала. Платежи прекратились повсеместно. Была действительно катастрофа, которую удалось чисто волевыми усилиями как-то немного «развести». Было действительно страшно. Ты приходишь в свой банк — на двери замок. А у тебя там платежки лежат. И что? Хорошо, что у нас был второй счет открыт, и мы платили через него…

Так что все банковские проблемы, можно сказать, на себе проверялись. Тем более, что журнал жил как бизнес: что потопает, то и полопает. В принципе, это даже полезно для журналистов. Во времена моей молодости была такая «фишка» как «Журналист меняет профессию». Был такой журналист Гудимов, он то таксистом устраивался, то продавцом. А я была вынуждена сменить профессию, потому что не знала, где искать медиа-менеджеров, и сама стала директором предприятия. Это была очень полезная штука, которая помогла узнать, что значат банки для экономики…

Но вернемся к 98-му. Начали вылезать небольшие региональные банки. В региональных банках все было нормально по простой причине: они с ОФЗ не имели дела. Поэтому остались целы, когда полетели те, кто работал с госбумагами, по которым тогда правительство объявило дефолт. А в малых региональных банках люди занимались не спекуляциями, а все-таки подобием хотя бы банковского бизнеса. Принимали депозиты под не очень большой процент, выдавали кредиты, вели расчетные счета предприятий и так далее. Поэтому я и сейчас считаю, что региональные банки вообще нужно беречь как зеницу ока. Они прошли жестокую школу…

 Ну, а потом начались 2000-е годы, пошло оживление. Стали появляться разные виды потребительского кредитования, ипотека, кредитные истории, скоринг. Помню очень хорошо, как Виталий делал интервью с первым председателем правления «Русского Стандарта», который, собственно говоря, ввел первую скоринговую систему. Это было все безумно интересно.

…Так что deja vu не было. Мы умнели, учились и росли вместе с банковской системой. За все эти 16 лет мы ни разу не приостанавливали выпуск журнала. В трудные времена задерживали зарплату сотрудникам, просили потерпеть, но журнал выходил.

– А от людей нет усталости? Вот вы вспомнили о Турбанове, сказали, что очень его любите. Это понятно, но ведь – десять лет любите. Для любого журналиста постоянные герои становятся, с одной стороны, предсказуемы, с другой стороны, уходит незамыленность взгляда. Одни и те же мероприятия, одни и те же лица, даже реакции схожие. И проблемы повторяются из года в год.

– Некоторые – безусловно. Недавно на пресс-конференции я встала и, извинившись за занудство, задала вопрос. Вот я, говорю, ребят, шестнадцать лет издаю журнал. Восемь лет назад вышел пресловутый 115-й закон. Тогда шел разговор о том, что нужно определить критерии сомнительности сделок. И вот с тех пор каждый год я снова и снова слышу, что нужно устанавливать точный критерий сомнительности сделок. А воз и ныне там…

– Кстати, Людмила, если попробовать такой микроаудит: какие, на ваш взгляд, проблемы за все эти годы остаются без движения.

– Легко. Первая проблема – объемы отчетности. Чрезмерная отчетность в банковском деле. Далее – проверка банками кассовой дисциплины. 115-й закон, взаимоотношения с Росфинмониторингом и прочие связанные с этим проблемы. МСФО и Базель. Недавно президент Медведев призвал перевести всю нашу экономику на МСФО. Но существует национальная система банковской отчетности. Надо ли ее рушить? Не знаю… Американцы не стали.

Еще одна абсолютно хроническая проблема – постоянная угроза существованию малых банков.

Были еще «долгие» вопросы, но решились.

– Страхование вкладов в свое время было таким долгим вопросом.

– Не совсем, хотя по этому поводу год-другой драли горло и дискутировали. Но вообще-то у страхования вкладов в момент, когда этот закон начали разрабатывать, противников не было. Павел Алексеевич Медведев часто вспоминает, как еще в девяностые годы они вместе с Турбановым, который тогда тоже был депутатом Думы, пытались пробить закон о страховании вкладов… И тогда ряд банкиров (причем из очень крупных банков) говорили: «Да зачем нам это надо?» В девяносто восьмом году всех этих банков как раз и не стало… Думаю, дефолт 98-го очень многих научил тому, что все-таки надо предвидеть возможные потрясения. И поэтому закон о страховании вкладов не очень трудно шел. Сравнить с законом о потребкредитовании нельзя. Потому, что закон о потребкредитовании – это тоже хроническая проблема. Я даже не знаю, сколько еще можно о нем говорить. В него постоянно готовят бесчисленные поправки, черкают и переписывают. Зачем? Я спросила об этом у Татьяны Владимировны Парамоновой. Она, в бытность первым зампредом Центробанка, курировала документацию. Так вот она считает: до какой-то степени в документ можно еще вносить поправки, изменения, но потом нужно просто отменять и выпускать новый акт.

Зайдите на сайт ЦБ, где документы, – это же страшно. Причем, боюсь, что это не есть российская проблема, это проблема повсеместная. Так же как и тот страшный язык, которым они написаны…

– За шестнадцать лет существования «БДМ» появились и появляются новые финансовые медиа – журналы, порталы и так далее. Это не вызывает чувства ревности? Мол, «понаехали тут»…

– Бывало. Когда начали вылезать как грибы после дождя... Особенно, когда ваши интернетчики появились, так и убила бы, гадов! (смеется) Но я поняла, что у каждого из нас – свой читатель, своя ниша, своя «фишка». Особенно если брать журнал и Интернет.

В Интернет может прийти каждый. Журнал идет только по подписке. Это не значит, что мы элитарные, но мы все-таки работаем на профессионалов, на профессиональных людей бизнеса. Мы – профессиональный журнал. И пытаться изобразить из себя что-то «про вообще», некий «Смарт мани», для нас глупо. Я не умею делать такие журналы. И не знаю, как их делать.

Но тут возникает вопрос: а зачем мы профессионалам? Затем же, зачем им нужны всевозможные форумы, конференции, Боры и Сочи. Потребность в живом контакте. Человек должен чувствовать тех, с кем работает, кто принимает решения, кто регулирует рынок. Регуляторам тоже нужно это чувствовать… Вот Михаил Игоревич Сухов постоянно говорит, что он бьет в одну точку. Неужели не чувствует настроения? Не чувствует, почему нужны небольшие банки? Основа существования любой системы – это малый бизнес. Пирамида не может быть перевернутой. Крупное возможно лишь там, где есть малое. А вот регулятор (не только Сухов, разумеется) почему-то «бьет в одну точку». Я никак не могу понять, почему? Я вопросы-то часто задавала на пресс-конференциях. Но внятного ответа не получила.

Поэтому я считаю, что такие издания как наш журнал, как ваш портал, должны доносить «наверх» настроения. Чтобы «начальники» знали, что там, «внизу» творится. Это — безумная проблема разрыва между властью и теми, кто работает. Разрыва, который все время сказывается на наших законах. Это самая страшная проблема России. И, боюсь, что «горячими линиями» с правителями ее не решить. Нужно гораздо больше. И это, вообще-то говоря, было всегда задачей любого издания. Такова функция прессы – доносить общественное мнение.

– В общем, с учетом того, что между, условно говоря, вторым этажом банка, где сидит клерк, и седьмым этажом, где сидит предправ, единственная прямая коммуникация – это водопровод. Мы с вами – это водопровод банковской системы…

– Ага. Канализация…

– Ну, им же всем еще водичка нужна, чтобы умыться, клы… зубки почистить…

– Или промыть что-нибудь…

– Ваш журнал возник как кэптивный по отношению к МГТУ Центробанка. Это не мешало?

– Кэптивным издание становится тогда, когда ему платят. Ни одна организация не может похвастаться тем, что она когда-либо платила нашему журналу. Если не считать рекламы. Без рекламы мы жить не можем, ребята, извините. Но за содержание, за идеологию – не платил никто. К тому же МГТУ не имеет права коммерческой деятельности, так что ни о каких деньгах и разговора не было. МГТУ нас снабжает информацией, что было особенно ценно в то время, когда она была просто на вес золота. Разъяснение положений и инструкций ЦБ, консультации для главбухов. Одним из первых авторов у нас был совсем молодой еще тогда Алексей Юрьевич Симановский. И тот же Михаил Игоревич Сухов. Они были нашими «звездами» в первые годы. Мы, по сути, начинали, как журнал консультаций.

С другой стороны, МГТУ в известной степени зависело от нас, потому что мы были единственной трибуной в то время, с которой можно было каким-то образом массово доносить информацию до второго уровня банковской системы. Им же это было точно так же нужно, как и нам. Поэтому с самого начала отношения развивались как взаимовыгодное информационное партнерство. А уже с 2005 года у нас появился наблюдательный совет, который помогал нам определиться с курсом журнала, понять, какие темы актуальны, что нужно банковскому сообществу.

В это время журнал стал меняться. Во-первых, мы вышли за рамки Москвы, нас очень много читали в регионах. Во-вторых, вышли собственно за рамки банковской системы, появился интерес к клиентуре банков, к реальному бизнесу. Потому, что банковская система ради себя, любимой, – это скучно. По сути своей, банки – всего лишь насос, который перекачивает деньги из одной сферы в другую, и все.

И тогда как раз мы приняли решение о переименовании. Надо было придумать название, которое корреспондировалось бы с привычной нашим читателям аббревиатурой БДМ. В 2006 году мы начали выходить как «Банки и деловой мир». И тем, как аккуратно был проведен ребрендинг, мы обязаны нашему сыну Никите Коваленко, который стал руководителем проекта «БДМ. Банки и деловой мир». И, по сути, заложил не только новый макет, но и новую модель журнала.

– Почему вы не стали делать фото на обложке – этот современный вариант советского журнала «Свиноводство»? Неужели соблазна не возникало денежку так заработать?

– Возникал. Многократно. В виде весьма щедрых предложений. Боюсь показаться несовременной, но, на мой взгляд, продается не все. У нас за время нашей работы был единственный раз, когда мы опубликовали сомнительную рекламу – по недомыслию. Тиснули рекламу фирмочки, которая оказалась на поверку фирмой эскорт-услуг. Мы просто не прочухали: был модуль на треть полосы, где ничего не говорилось про эскорт-услуги.

К счастью, это был единственный такой случай…

Я не хочу, чтобы в моем журнале за деньги появлялись лица на обложке. И еще раз говорю: не все в мире продается и покупается.

– Когда появился Интернет, и информация стала бесплатной – это повлияло как-то на журнал?

– Конечно.

– Это вы в дурном смысле, как говорили в «О бедном гусаре»?

– Нет, не в дурном. Дело в том, что нам здесь повезло. У нас редакция маленькая. И мы не давали «просто новости». Давать информацию о событии через месяц после того, как оно произошло, глупо. Мы предпочитаем комментированные отчеты. Не столько рассказываем о самом событии, сколько пытаемся проанализировать то, о чем говорилось, что произошло. Проанализировать настроение. И тут журналы имеют фору.

Кроме того, для меня стало открытием позапрошлого года, что с интернет-порталом можно не конкурировать, а сотрудничать. Ну, нет у нас оснований для конкуренции. Ян, в оперативности информации я не могу за тобой угнаться. Открывая твой портал, понимаю, что вы всегда будете нас опережать быстротой реакции. Значит, мы сосредоточимся на анализе. И будем не конкурировать, а дополнять друг друга. То, что «БДМ» и Bankir.Ru стали стратегическими партнерами, совместно проводят опросы, он-лайн-конференции, какие-то акции – это самый верный вариант.

Другое дело, что Интернет, наверное, убьет газеты. Это я поняла уже, и мне очень жаль, потому что у меня муж – газетчик оголтелый. Но время идет вперед. Сегодня, если мне нужна информация, я залезу в Интернет. Мне нужен анализ – я возьму журнал.

– Можно подлый вопрос?

– Да.

– Какие банковские журналы вы читаете?

– Просматриваю все.

– И по отношению к какому возникает чувство зависти? Мысль: а классно они это сделали! Я, например, иногда завидую, как красиво подало какую-то тему «Банковское обозрение» или как масштабно развернул главную тему номера «НБЖ»…

– С точки зрения журналистской подачи мне нравится «НБЖ», мне нравилось очень при Андрее Мирошниченко «БО». И если уж говорить о конкуренции, то своими главными конкурентами я считаю все-таки «БО» и «НБЖ». Мне очень нравился в свое время журнал «Финанс». В самом начале своего появления меня очень «задел» журнал «РБК». Они красиво начинали. Потом – как с горки…

Я всегда недолюбливала «Коммерсантъ»: часто привирают. Я еще могу понять, когда пролетает неверная информация на радио и телевидении, в том же Интернете. Но пресса! Нельзя обманывать читателя. В нашем деле, в экономике, обманывать тем более нельзя. Слишком ответственно. Всегда надо понимать: сегодня ты что-то не так сказал, а завтра это вызвало панику, породило проблемы. Главное в нашем деле – достоверность.

Журналистика для меня – это достоверность. Я не люблю никакую желтую прессу, и не считаю ее журналистикой.

– А как быть с такой ситуацией. Приходишь к банкиру, а он начинает тебе пытаться прогнать тривиальные истины. Смотришь на него, из вежливости слушаешь и как-то сказать неудобно: «Мужик, прекращай азбуку читать, давай по делу. Если я тебя о чем-то спрашиваю – это не значит, что сам в этом не разбираюсь. Просто интервью с тобой, а не со мной...» Такой эффект часто возникает?

– У меня гораздо смешнее. Дело в том, что я блондинка.

– Кстати, натуральная или, как это было в фильме «Любовь и голуби», «крашана»?

– Натуральная, светло-русая. А когда была еще молодой журналисткой, выглядела очень юной. В тридцать выглядела лет на восемнадцать. Помню, пришла к академику Каштанову, и прочла в его глазах, ну, просто как в том фильме: «Ну вот, явилась, сучка крашана…» Типа прислали к академику фитюльку… Более того, был совсем смешной случай еще на практике после четвертого курса. Пришла делать интервью с директором школы, накануне первого сентября. Ждала в приемной, перед кабинетом. Выходит директор и начинает быстро-быстро говорить: «Ну, а ты чего сидишь? Ты в какой класс хочешь?» Я ей с обидой: «Вы знаете, я из газеты «Советская Россия»… Как она извинялась!..

Так вот, многие часто принимают журналиста так: пришел легковесный человек, который ничего не понимает, а просто хочет собрать сливки на помоях. Именно поэтому я очень хорошо готовлюсь к интервью. А если мне начинают растолковывать азбучные истины, очень вежливо говорю: «Вы меня извините, но давайте мы сразу, минуя всю банальщину, перейдем к конкретике».

Конечно, стараюсь это сделать деликатно. Но действует. Особенно с теми банкирами, которые любят несколько через губу с тобой общаться. Потому что если человек устанавливает такую снобистскую дистанцию, лучше сразу ему дать понять, что ты в теме и «не надо ля-ля».

– То есть метку такую ставите...

– Да. Пришел, пометил деревце. Эффект, надо сказать, бывает просто потрясающий.

– Тогда я сейчас просто обязан разоблачить вас перед читателями. Итак, сообщаем: Людмила Коваленко, бабушка русской банковской журналистики…

– Ну, ты нахал!

– Хорошо, про бабушку сотрем. Тогда так: одна из основательниц и первых блондинок русской банковской журналистики совсем недавно первый раз в жизни совершила акт общения с банкоматом!..

– Предатель! Значит так, рассказываю. Я, конечно, человек продвинутый, фанатка компьютера, Интернета и так далее. Но когда увидела первый раз банкомат, пришла в ужас – стоит бездушная железная коробка, и с ней общаться? Мне годами кругом твердят: ну, что ты карту банковскую не заводишь? Я отвечала: «Хочу ощущать наличные деньги в руках». А на самом деле просто не могла преодолеть ужаса перед банкоматом. У меня очень много было этих карточек, но я ими никогда не пользовалась. А тут в Сбербанке карточку всучили просто насильно. Это было в начале прошлого года. И так случилось, что буквально через несколько дней у меня вдруг деньги кончились, а мне нужно было что-то купить. И мне пришлось идти к банкомату. Подхожу к этой штуке, сую карточку – не реагирует. Переворачиваю карточку – опять не реагирует. Меня начинает трясти. Я ее совала всеми местами – все равно не реагирует! После чего пошла разбираться к операционистке: «Девушка, что-то вот у меня с карточкой, помогите мне». «А у нас, – отвечает мне девушка безмятежно, – банкомат сбоит»… Вот интересно, а что, объявление повесить нельзя было?! Я-то ведь думала, что это я сбою…

– А главное, какой ущерб для самооценки…

– Да уж (смеется). Короче, с банкоматом я справилась. Но ты же самого главного не знаешь! Совсем недавно я пришла в свой любимый салон связи, где меня давно знают…

– И впервые расплатились картой?!

– Нет. Картой я впервые расплатилась в каком-то кафе. И то сроду бы не расплатилась, если бы не спросили, нет ли у вас карты?.. А тут пришла в салон связи, и мне говорят: «Людмила Алексеевна, ну возьмите вы уже карту, мы вам даже кредитный лимит дадим». А дело в том, что я категорически не люблю брать в долг, вообще. Но мне в салоне поясняют, что образовался банк «Связной» и сделал универсальную карту, которая одновременно и кредитная, и дебетовая, и дисконтная и еще какая-то. Я думаю: почему нет? Почему бы не поставить эксперимент на себе?

И вот я впервые совершила операцию с картой! И даже себя погладила по голове, подумала, надо же, какая я умная и продвинутая! Хотя, в душе, конечно, деревня дремучая. Стыдно… Но недоверие к банкоматам имеет свои профессиональные корни: мы в свое время давали целую серию материалов о том, как банкоматы заедают деньги, о «фишинге» и прочих мошенничествах с картами. Сама себя напугала.

А недавно еще на шаг продвинулась. Решила подарить мужу на день рождения поездку в Рим. И буквально накануне того дня, когда собиралась заняться этим, поехать в турагентство, сломала руку.

– И пришлось делать все через Интернет?

– Да, все пришлось делать через Интернет, включая оплату по карте. Заказала билеты, получила их в электронном виде, заказала отель, получила подтверждение брони, все проплатила. И была страшно довольна, ощутив себя суперпрофи финансов (улыбается).

– А не возникло желание по этому поводу написать статью? Типа: все, о чем я шестнадцать лет писала, – работает. Они настоящие!

– Я, конечно, понимаю, что издеваться над бабушкой русской банковской журналистики легко… Но уже поздно. Теперь я – «продвинутый юзер».

– Всех своих собеседников я спрашиваю, как они распоряжаются своими личными деньгами. А вы как? Куда деньги дели за шестнадцать лет неустанного труда на поприще банкинга?

– Знаешь, на это поприще, наоборот, все деньги семейные ушли… ну, не все, вру. Мы себе построили загородный дом. Не роскошный, но такой, какой хотели. Мы туда съезжаем в апреле и возвращаемся в город в сентябре. Я на своем шестисоточном участке строю альпийские горки, заложила японский садик, обожаю сажать цветы. Когда приезжаю на рынок «Садовод», все радуются. Потому, что я там способна оставить все деньги, которые у меня с собой. На даче у себя, кроме цветов и нескольких деревьев, мы ничего не разводим. В основном – цветы.

– Так и запишем: вложения в недвижимость. А в ОФБУ, ОМС и т.п.?

– Нет. Я, кстати сказать, не очень доверяю им. Потому, что излишества финансовые среднему классу противопоказаны, на мой взгляд. Здесь нужно иметь интуицию. Я не чувствую себя способной к этому. Никогда не пыталась даже на Форексе поиграть. Здесь две причины. Одна состоит в том, что не очень в этом разбираюсь. Вторая более существенна: я чрезвычайно азартный человек. По молодости могла за ночь в преферанс проиграть всю зарплату спокойно. Причем, на мизерах засыпалась… Мы с мужем научили сына в девять лет играть в преферанс, чтобы партнер был.

– Знакомая история. Мои родители сделали то же самое… А кроме журнала что составляет вашу жизнь?

– У меня работа занимает очень большую часть жизни, но это меня как-то даже не очень тяготит. Но есть и другое, конечно. Очень люблю читать. Причем читаю очень быстро; какая-то новинка появляется – я уже носом в ней. Хватает в лучшем случае на два вечера…

Дома у нас огромная библиотека. Читаю популярные новинки – просто для того, чтобы сбросить напряжение. Но если мне хочется действительно почитать, я снимаю с полки все-таки классику. Люблю Пушкина, причем мне все равно, что читать: письма, прозу, поэзию. Очень люблю Чехова. Стругацких. Обожаю «Живых и мертвых» Симонова. Может быть, потому, что действие этой трилогии происходит там, где воевали мои родители. Когда читаю Симонова, все время вспоминаю родителей… Уже меньше люблю Бунина.

– «Уже меньше»? Время меняет восприятие?

– Может быть. Но скорее – просто слишком много его читала. Например, я очень давно не читала Булгакова. Когда я открыла «Мастера», книгу моей юности, – вдруг поняла, что всю книгу помню наизусть, что мне ее читать уже нельзя. Но вообще перечитываю многие вещи не один десяток раз, с моим скорочтением это не проблема.

Есть еще одно увлечение, к которому вернусь, как только настрою пианино. Очень люблю играть Шопена – причем только ноктюрны. Потому, что техники уже нет, вальсы не тяну. Еще люблю Моцарта играть. Но, увы, я уронила пианино…

– Как это?

– Точнее, рабочие во время ремонта его уронили: педали погнулись, и оно расстроилось. Скоро починим… Да, еще люблю плавать и фитнес. Обожаю, так сказать, мышечную радость. Потому, что занималась в юности художественной гимнастикой и помню это ощущение…

Очень люблю путешествовать. Но отдыхаем всегда на острове Родос. Это место, где я хотела бы жить. Мы там тринадцать лет уже «окапываемся». Мне там становится хорошо, сразу, как схожу с трапа самолета – я уже счастлива. Любимое место на Родосе – бухта Святого Павла, куда обязательно паломничество совершаю. Мы с мужем очень любим там ездить по деревням, до которых не добираются туристы, высоко в горах. Вот, собственно, мои досуги… Пожалуй, еще рукоделие, если находится время. Вот, скажем, фенечки, которые мы раздавали всем на дне рождения журнала 1 марта, я сделала сама. Причем очень быстро. Они называются мартинички или мэрцишоры, я их всю жизнь делаю. Они приносят счастье тому, кому их даришь. Но их нельзя покупать, только самой сделать. Впрочем, все, что по-настоящему приносит счастье, надо делать своими руками.

Finversia.ru